Враг Рима - Страница 145

145

Ганнон подошел ближе к Флакку. По правде, ему вовсе не хотелось отказывать в одолжении другу и навеки разрывать дружбу, но он был уверен, что этот самодовольный римлянин был врагом.

И тут, к его изумлению, Флакк смачно плюнул ему под ноги.

Ганнона охватила ярость, и его рука упала на рукоять меча. Но прежде, чем он успел его выхватить, подскочил Сафон, крепко сжимая в руках копье. Не говоря ни слова, он вонзил наконечник копья в живот Флакку, ниже нагрудника, и тут же выдернул. Римлянин с воплем упал на землю, а Сафон резко обернулся к Ганнону и наставил на него окровавленное копье.

— Мы здесь не для того, чтобы водить дружбу с этими шлюхиными детьми! — рявкнул он. — Ты и Бостар и так пошли против меня, отпуская двоих, но больше никто из римлян не покинет это место живым!

Ганнон мрачно махнул рукой в сторону брода.

— Уходите.

Квинт беспомощно поглядел на Флакка, который лежал на земле, прижав руки к ране. Меж его пальцев струилась кровь, очень много крови. Мы не можем оставить беднягу так просто умирать, подумал Квинт. Но можем ли мы сделать что-то еще?

Фабриций взял дело в свои руки.

— Да встретитесь вы в Элизиуме, — тихо сказал он кавалеристам. — Я сообщу твоей семье, что ты умер достойно, — добавил он, обращаясь к Флакку, и, более не оглядываясь, тронул коня пятками и поехал к реке. — Давай же! — прошипел он, обращаясь к Квинту.

Думая, что же сказать на прощание, юноша в последний раз взглянул на Ганнона. Карфагенянин демонстративно смотрел сквозь него. Прощания не будет. Стиснув зубы, Квинт двинулся следом за отцом. А за его спиной волной накатывали предсмертные хрипы римлян и радостные вопли ливийцев.

Отец и сын беспрепятственно доехали до реки и вошли в воду.

Лишь когда они оказались на противоположном берегу, то окончательно осознали, что спаслись.

Квинт протяжно, с дрожью, выдохнул. «Пусть я больше никогда не встречусь с Ганноном!» — взмолился он. Его бывший друг точно убьет его, в этом не было никаких сомнений. И тут же понял, что сам сделает то же самое. Сердце сжало холодом и болью, и он оглянулся. Ливийцы уже маршировали прочь, оставив после себя на берегу скрюченные тела римлян. Стыд охватил Квинта с новой силой. Каждый из них заслуживает того, чтобы его сожгли на погребальном костре.

— Может, сможем завтра попытаться забрать тела, — пробормотал он.

— Должны попытаться, иначе я не смогу смотреть в глаза Аврелии, — ответил ему отец. «А как только проклятые заимодавцы узнают, что Флакк мертв, то тут же накинутся на меня», — подумал он и взглянул на сына. — Это я во всем виноват. Флакк и тридцать отличных кавалеристов мертвы только потому, что я согласился возглавить этот проклятый патруль. Мне надо было отказаться.

— Не в твоей власти, отец, принимать такие тактические решения, — с горячностью возразил Квинт. — Если бы ты так поступил, Публий вполне мог разжаловать тебя в рядовые, если не хуже.

Фабриций с благодарностью поглядел на Квинта.

— Я жив только благодаря тебе. Выходит, решение помочь карфагенянину бежать и дать ему вольную было правильным. Я обязан тебе жизнью.

Квинт печально кивнул. Может, его дружба с Ганноном и спасла их от смерти, но он не хотел, чтобы она окончилась именно так. Впрочем, уже ничего не изменить. Квинт собрался с духом. Теперь Ганнон — один из врагов.

Фабриций прямиком поскакал к лагерю, а добравшись до него, сразу же направился к шатру консула. Спрыгнув с коня, он бросил поводья одному из часовых и пошел к входу. Квинт грустно глядел на него, не спешиваясь. Публию нет нужды говорить с рядовым кавалеристом, таким как он.

Отец остановился у полога палатки.

— Ну?

— Хочешь, чтобы и я был с тобой?

Фабриций рассмеялся:

— Еще бы. Ведь ты единственная причина того, что мы до сих пор дышим. И Публий точно захочет узнать почему.

Воспряв духом, Квинт спрыгнул с коня и присоединился к отцу. Часовые у полога шатра — четверо дюжих триариев, ветеранов, в отполированных до зеркального блеска шлемах с навершиями и бронзовых нагрудниках — стали по стойке смирно, когда они прошли мимо них. Квинту распирало грудь от гордости. Сейчас он наконец будет говорить с консулом! До сих пор его общение с Публием ограничивалось стоянием по стойке смирно и подобающим ответом на приветствие.

Младший командир спешно повел их через внутренние отделения шатра, и наконец они оказались в последнем. Пол был покрыт коврами, по углам стояли бронзовые светильники, стол был завален пергаментами, гусиными перьями и искусными чернильницами. Вокруг него были обитые железом сундуки. По краям — несколько роскошных лож, на самом большом из которых возлежал Публий. Его лицо все еще было нездорового серого цвета, а раненая нога была перевязана толстой повязкой. Его сын находился рядом, заботливо поглядывая на отца и читая наполовину развернутый свиток. Фабриций и Квинт приблизились и отдали честь, как только Публий открыл глаза.

— Приветствую, Фабриций, — тихо произнес он. — Это твой сын?

— Да, командир.

— Еще раз, как его зовут?

— Квинт, командир.

— А, да. Значит, вы вернулись из патруля. Все прошло успешно?

— Нет, командир, — жестко доложил Фабриций. — На самом деле совсем наоборот. Мы не смогли даже близко подобраться к лагерю карфагенян, как наткнулись на засаду. Силы врага многократно превосходили наши, командир. Они преследовали нас до самого берега реки, а там поджидал большой отряд копейщиков. — Фабриций кивнул в сторону сына. — Остались в живых только я и мой сын.

145