Элира плакала, а Ганнон выругал себя за то, что вообще открыл рот. Но охватившая иллирийку печаль лишь сделала ее еще более привлекательной. Так несложно представить себе, как он мог бы обнять ее, утешить… Поэтому Ганнон обрадовался, увидев Аврелию, — та направлялась к ним со стороны виллы. Ткнув Элиру локтем в бок, он спешно вскочил. Иллирийка едва успела вытереть слезы и откинуть волосы с лица.
Увидев Элиру так близко к Ганнону, Аврелия почувствовала укол ревности.
— Ты уже встал и ходишь! — ехидно сказала она.
— Да, — кивнув, ответил карфагенянин.
— Как себя чувствуешь?
Ганнон коснулся ребер.
— Намного лучше, чем несколько дней назад, и все благодаря тебе.
Увидев, как Ганнон слегка вздрогнул от боли, Аврелия снова прониклась к нему симпатией.
— Ты Элире должен быть благодарен. Она просто чудо.
— Точно, — согласился Ганнон, застенчиво улыбнувшись рабыне.
Иллирийка покраснела.
— Меня, наверное, уже Юлий ищет, — пробормотала она и спешно ушла.
Аврелия снова почувствовала раздражение, но, недовольная собой, постаралась поскорее об этом забыть.
— Ты ведь карфагенянин, так?
— Да, — осторожно ответил Ганнон. Он еще ни разу так долго не беседовал ни с Фабрицием, ни с его домочадцами. В его понимании, в первую очередь они все еще были врагами.
— На что похож Карфаген?
Ганнон не сдержался:
— Он огромный. Там, наверное, живет четверть миллиона человек.
Глаза Аврелии против воли расширились.
— Но ведь это много больше, чем в Риме!
Ганнон понимал, что лучше не отпускать саркастических замечаний, которые так и просились на язык.
— Действительно, — ответил он.
Аврелии явно было интересно, и он пустился в описания родного города, живо представляя его перед собой. Вскоре, когда юноша уже запутался в объяснениях, он умолк.
— Звучит прекрасно, — признала Аврелия. — А ты был такой радостный, когда рассказывал…
Объятый тоской по дому, Ганнон опустил взгляд.
— Думаю, ничего удивительного, — с теплотой произнесла Аврелия. Наклонила голову в сторону, с любопытством глядя на юношу. — Я тут вспомнила, что ты говоришь по-гречески, как и на латыни. В Италии греческий учат только в благородных семьях. Наверняка и в Карфагене так же. Как же такой образованный человек попал в рабы?
Ганнон поднял взгляд и мрачно поглядел на нее.
— Я забыл попросить о защите одну из самых могущественных богинь, когда отправлялся рыбачить с другом.
Аврелия вопросительно поглядела на него.
— Суни, тот, которого ты видела в Капуе. Наловив кучу тунца, мы выпили вина и уснули. Внезапно налетевший шторм унес нас далеко в море. Нам как-то удалось выжить в течение ночи, но на следующий день мы наткнулись на пиратский корабль. Нас продали в Неаполе и повели в Капую, чтобы отдать в гладиаторы. Вместо этого меня купил твой брат… — Голос Ганнона стал жестче. — Кто знает, что случилось с моим другом? — закончил он и не без удовольствия увидел, как Аврелия вздрогнула.
Но, недовольная этим проявлением слабости, девушка быстро взяла себя в руки. Симпатичный или нет, он все равно раб, подумала она.
— У всех на рабовладельческом рынке печальная судьба. Это не значит, что мы можем всех их купить. Считай, что тебе повезло, — резко сказала она.
Ганнон склонил голову. Пусть она и юна, но дух у нее уже крепок, подумал он.
Повисла неловкая пауза.
— Аврелия! — прервал молчание голос Атии.
На лице девушки появился испуг.
— Я во дворе, мама.
Спустя мгновение появилась Атия. На ней была простая льняная стола и красивые кожаные сандалии.
— Что ты здесь делаешь? Мы же уже должны были заниматься игрой на лире… — Ее взгляд скользнул по лицу Ганнона. — Это тот раб, которого побил Агесандр? Карфагенянин?
— Да, мама, — ответила Аврелия. Бледность слегка сошла с ее лица. — Я как раз поговорила с Элирой, узнала, окончательно ли он выздоровел.
— Понимаю. Хорошо, что ты обращаешь внимание на такие вещи. Это важная часть домашнего хозяйства, — продолжила Атия, бросив на Ганнона пристальный взгляд. — Сломанный нос не вправили, а в остальном он выглядит хорошо.
Ганнон переминался с ноги на ногу, несколько обескураженный тем, что его обсуждают так, будто его здесь и нет.
Аврелия немного смутилась.
— Я думаю… Элира не сказала, когда ему можно будет вернуться к работе.
— Ну? — требовательно сказала Атия. — Ты достаточно поправился?
Ганнон не мог ответить отрицательно.
— Да, госпожа, — пробормотал он.
— У него три ребра сломано, — возразила Аврелия.
— Это не помешает ему работать на кухне, — ответила Атия. Поглядела на Ганнона. — Так ведь?
Это намного легче, чем работать в поле, подумал Ганнон. Склонил голову.
— Не помешает, госпожа.
Атия кивнула.
— Хорошо. Иди следом за нами, в дом. У Юлия для тебя найдется достаточно работы.
Втайне радуясь, Аврелия пошла следом за матерью. Больше не надо будет выискивать возможности, чтобы встретить Ганнона.
— Квинт хотел, чтобы мы поглядели, как он тренируется с отцом, — с гордостью, но не без сожаления обратилась Атия к дочери.
— Ага, — буркнула Аврелия, ухитрившись в одном слове выразить всю зависть и недовольство.
— Хватит этого! — обернувшись, сказала Атия. — Или тебе больше хочется играть на лире или учить греческий?
— Нет, мама, — яростно прошептала Аврелия.
— Отлично, — сказала Атия, переставая хмуриться. — Тогда пошли.
Ганнон был ошеломлен. Большинство девочек, которых он знал, просто обожали возиться со всякими женскими глупостями. А вот Аврелию боги явно вылепили из другого теста.