Ганнон вздохнул. Что ж, значит, все должно решиться на суше, под командованием Ганнибала.
Но вскоре он забыл обо всех своих тревогах. Юноши на полмили отошли от берега, и их небольшая лодка оказалась прямо над косяком тунца. Его местонахождение было нетрудно определить — вода бурлила, большие серебристые рыбины то и дело выскакивали из воды, охотясь на сардин. Вокруг было множество лодок, над головами летали тучи морских птиц, крича и ныряя в воду, чтобы поймать мелкую рыбешку. Суниатону сказали правду, и теперь друзья не переставали улыбаться. Задача проста: один гребет, другой закидывает сети. Хотя сети у них и были не самые новые, но их вполне хватало, чтобы ловить крупную рыбу. Привязанные к верхнему краю куски дерева держали сети на плаву, а небольшие свинцовые грузила оттягивали их нижний край. С первого же раза они достали дюжину тунцов, каждый из которых был длиной по локоть, не меньше. Следующие попытки были почти столь же успешны, и вскоре лодка наполнилась рыбой так, что улов достигал икр молодых людей. Еще немного, и лодка просто утонет.
— Хорошо сделано, и всего-то за одно за утро, — заявил Суниатон.
— За утро? — переспросил Ганнон, щурясь и глядя на солнце. — Мы тут еще меньше часа. Легче не бывает, а?
Суниатон торжественно поглядел на него.
— Не скромничай. Думаю, мы хорошо поработали и заслужили, чтобы выпить за наши достижения. — Улыбаясь до ушей, он достал из мешка небольшую амфору.
Ганнон засмеялся. Суниатон неисправим.
Воодушевившись, тот принялся говорить так, будто принимает за ужином особо почетных гостей.
— Не самое дорогое из коллекции отца, насколько я помню, но вполне приличное, — сказал он, срезал ножом восковую заливку, открыл крышку и, поднеся амфору к губам, сделал хороший глоток. — Приемлемо, — заявил он, отдавая Ганнону глиняный сосуд. — Филистинское. Пей понемногу.
Ганнон последовал совету друга, потом покатал вино во рту, как учил его отец. Красное вино, с легким фруктовым вкусом, но без богатых оттенков.
— Думаю, ему стоило еще пару лет постоять.
— Кто это у нас такой напыщенный, а? — спросил Суниатон, пнув ногой пойманного тунца в его сторону. — Заткнись и пей!
Ухмыляясь, Ганнон послушно отпил еще, теперь уже побольше.
— Только не допивай сразу! — вскричал Суниатон.
Несмотря на его протесты, с амфорой было быстро покончено. Оба приятеля, изрядно проголодавшиеся, набросились на хлеб и фрукты, купленные Суниатоном. Покончив с работой и наполнив желудки, самым естественным в этом мире было прилечь и закрыть глаза. Не привычные к такому количеству вина, друзья очень быстро захрапели.
Ганнон проснулся от обдувающего лицо холодного ветра. «Почему лодку так качает», — подумал он. Вздрогнул, почувствовав, что изрядно замерз. Открыв слипшиеся веки, он увидел напротив скрючившегося друга, все еще сжимавшего в руках амфору. У ног лежала куча окоченевшей рыбы, с уже побелевшими глазами. Оглядевшись, Ганнон почувствовал укол страха. Вместо чистого неба он увидел гряды сине-черных туч, надвигающиеся с северо-запада. Юноша моргнул, отказываясь верить глазам. Как погода могла так быстро поменяться? Словно издеваясь, в следующее мгновение на его щеки упали первые капли дождя. Оглядев море, на котором уже поднялась легкая волна, он не увидел ни одной рыбацкой лодки, которых было полно вокруг перед тем, как они уснули. И земли не было видно. Тут он уже встревожился не на шутку, наклонился и принялся трясти Суниатона.
— Просыпайся!
Ответом было лишь раздраженное ворчание.
— Суни! — вскричал Ганнон, залепив другу пощечину.
— Эй! — вскрикнул Суниатон, садясь. — За что?
Ганнон не ответил на вопрос.
— Где мы, во имя богов?
Суниатон повертел головой, и последние остатки хмеля улетучились.
— Священная Танит в небесах, — выдохнул он. — Сколько же мы проспали?
— Не знаю, — буркнул Ганнон. — Долго.
Он показал на запад, где солнце едва проглядывало сквозь штормовые облака. Было понятно, что дело близится к вечеру. Ганнон аккуратно встал, так, чтобы не опрокинуть лодку. Пригляделся к горизонту, туда, где небо смыкалось с покрытым волнами морем. Долго глядел, пытаясь найти стены Карфагена или скалистый мыс к северу от города.
— Ну? — спросил Суниатон, не в силах скрыть страх.
Ганнон удрученно сел.
— Ничего не вижу. Мы в пятнадцати-двадцати стадиях от берега. Или еще дальше.
Последние остатки румянца схлынули с лица Суниатона. Он инстинктивно вцепился рукой в полую золотую трубку, висящую на ремешке у него на шее. Украшенная головой льва, она хранила внутри крохотные куски пергамента с охранными заклинаниями и молитвами богам. У Ганнона была такая же. Он с трудом удержался от того, чтобы не повторить жест друга.
— Надо грести обратно, — заявил он.
— По такому морю? — переходя на визг, крикнул Суниатон. — Ты с ума сошел?
Ганнон жестко глянул на него.
— У нас есть выбор? Может, из лодки выпрыгнуть?
Друг опустил взгляд. Оба они держались в воде достаточно хорошо, но им никогда не приходилось плавать на большие расстояния, особенно в сильную волну, как сейчас.
Схватив весла, Ганнон вставил их в железные уключины, развернул лодку носом на запад и принялся грести. И тут же понял, что его усилия тщетны. Встречный ветер был такой силы, какой он еще в жизни не встречал. На них будто накинулся взбешенный зверь, а голосом ему служили завывания ветра. Не обращая внимания на предчувствия, Ганнон продолжил грести, вкладывая всю силу в каждый гребок. Наклон назад. Весла сквозь воду. Поднять. Наклон вперед. Рукояти весел у коленей. Снова и снова он повторял эти действия, не обращая внимания на пульсирующую головную боль и сухость во рту, проклиная их глупость. Нельзя было пить все вино. «А если бы я послушался отца, то сейчас был бы дома, — с горечью подумал он. — В безопасности, на суше…»