Галл тут же дернул поводья и спешился. На смену изумлению у Квинта пришло омерзение. Воин спешил подобрать голову. Квинт все бы отдал бы за возможность добраться до галла, но этому не суждено было случиться. Едва не потерял свою голову, когда в него полетел меч, успев пригнуться лишь потому, что враг издал боевой клич прежде, чем нанести смертельный удар. Но в результате Квинт едва не упал с коня. С быстротой отчаяния он отбил следующий удар противника, все-таки удержавшись на коне.
В этот раз Фортуна улыбнулась ему. Вражеский воин был моложе его, и, как понял Квинт, опыта ему не хватало. Если бы не улыбка богов, то римлянин был бы уже мертв. Но отваги галлу было не занимать, и они пару мгновений обменивались жестокими ударами, пока Квинт не выбрал нужный момент. Отчаянные взмахи мечом оставляли незащищенной правую подмышку врага. Сделав ставку на быстроту, Квинт не стал отбивать следующий удар. Вместо этого, пригнувшись к шее коня, он дождался, пока меч просвистит прямо над его головой. Пока галл завершал взмах рукой, Квинт выпрямился и ужалил, словно змея, — вонзил копье в бок врагу, в просвет нагрудника у подмышечной впадины. Не встретив на своем пути никакого препятствия, кроме туники, острие копья прошло меж ребер, пробило легкое и дошло до сердца. Лучший удар, который когда-либо делал Квинт, и противник был убит наповал. Но в памяти его навсегда остался не удар, а боль и изумление в глазах галла, перед тем как тьма навсегда их закрыла.
Оглядевшись вокруг, Квинт пришел в ужас. Большей частью римские кавалеристы вокруг него были уже убиты. Другие обратились в бегство. Нигде не было видно ни Калатина, ни Цинция, ни отца. Перед глазами юноши мелькали только галлы. А позади них — сотни иберийцев. Он погибнет задолго до того, как они здесь окажутся. Трое галлов уже мчались прямо на него. Квинт в отчаянии ринулся на ближайшего противника. Ему не оставили выбора, и его охватило полное безразличие. Отец мертв, наступление кавалерии, скорее всего, захлебнулось. Какая разница, если и он погибнет? Вскинув копье, Квинт бешено закричал.
— Ну же, идите, ублюдки!
Трое воинов зарычали в ответ что-то нечленораздельное.
Ужасная картина того, как его голова станет чьим-то трофеем, предстала перед его мысленным взором. Квинт решительно отбросил ее. «Пусть смерть будет быстрой», — взмолился юноша.
Бостар с трудом сдерживал себя с того самого момента, как часовой доложил, что враги пересекли реку. Он и Сафон взобрались по крутому берегу и легли рядом с Магоном, дрожавшим от еле сдерживаемого азарта. С натянутыми до предела нервами они смотрели, как следом за римской кавалерией и велитами пошли пехота союзников и легионеры. И только теперь все стало ясно.
— Римский командующий не стал даже щипать наживку, — восхищенно пробормотал Магон. — Он заглотил ее сразу. Это все его долбаное войско!
Они нервно улыбнулись друг другу.
— Скоро начнется бой! — с нетерпением крикнул Сафон.
— Пока еще не время выступать, — тут же осадил его Бостар.
— Правильно. Нам надо выбрать идеальный момент, чтобы ударить римлянам в тыл, — предостерег братьев Магон. — Выступим слишком рано — и это будет стоить нам победы.
Зная, что Магон прав, братья неохотно подчинились. Последующее ожидание было самым долгим в жизни Бостара. Постоянно дергающийся рот командующего кавалерией и ожесточение, с которым Сафон грыз ногти, дало ему понять, что они тоже сгорают от нетерпения. Прошло не больше трех-четырех часов, но для них это стало вечностью. Естественно, новость о том, что римляне перешли через реку, как пожар распространилась среди двух тысяч воинов. Скоро уже стало очень трудно заставлять их соблюдать тишину. Оно и понятно, подумал Бостар. Невозможно долго наслаждаться спокойствием и безопасностью, не подвергая себя смертельной опасности, когда твои товарищи бьются не на жизнь, а на смерть.
Даже когда до них донесся шум боя, Магон не начал действовать. Бостар изо всех сил старался сохранить спокойствие. Сначала выйдут застрельщики. Потом отойдут. И точно, вскоре крики утихли. На смену им пришел ни с чем не сравнимый звук тысяч ног, одновременно ударяющих в землю.
— Римская пехота пошла в атаку, — тихо сказал Магон. — Мелькарт, храни наших воинов.
Живот Бостара завязался узлом. Ужасно увидеть перед собой столько врагов.
Сафон нервно поежился.
— Да защитят боги отца и Ганнона, — прошептал он.
Моментально забыв об их вражде, Бостар тут же повторил молитву брата.
Спустя мгновение их ушей достиг грохот, сравнимый лишь с небесным громом. Но над головой не было грозовых облаков и в небе не сверкали молнии. Это было нечто куда более губительное. И более ужасное. Бостар с дрожью вслушался. С момента начала боевых действий он повидал многое. Огромная каменная глыба, едва не убившая Ганнибала. Разграбление и резня в Сагунте. Лавины, уносящие в пропасть десятки людей в Альпах. Но еще никогда он не слышал грохота десятков тысяч воинов, одновременно столкнувшихся между собой. Звук этот предвещал смерть, в самом неприглядном ее виде. И там, посреди этой смерти, — отец и Ганнон. Бостару как-то удавалось сдержаться, несмотря на то, что сквозь этот безумный грохот начали доноситься вопли раненых и умирающих. Но это продолжалось недолго. Он поглядел на Магона, и тот едва заметно ободряюще кивнул ему.
— Еще не пора, командир? — спросил Бостар.
Глаза Магона загорелись от нетерпения.
— Скоро. Приготовь воинов к выступлению. Передай это и командиру нумидийцев. Выходим по моей команде.