Враг Рима - Страница 83

Он не стал рассказывать, как сестра плакала. Какой смысл? Ее фантазии абсолютно неисполнимы.

Опечаленный тем, что больше не увидит Аврелию, и не зная о том, что думает об этом Квинт, Ганнон, не говоря ни слова, пошел следом. На дворе виллы никого не было, и самым громким из звуков, нарушающих предрассветную тишину, был громогласный храп Агесандра. Сотня шагов, и они уже оставили усадьбу позади. Вдоль дороги стояли темные силуэты кипарисов, высокие, угрожающие, покачивающие ветвями на ветру. Прибывающая луна висела над самым горизонтом. Ганнон вспомнил богиню Танит и дом. И Суниатона. Невероятное облегчение, которое он испытал с приходом Квинта, куда-то исчезло. Может, он и окажется на свободе, но не его друг.

Когда они вошли в тень деревьев, Квинт остановился, снял с плеча перевязь и отдал гладий Ганнону.

— Тебе это понадобится, — произнес он, а затем отдал плотный плащ и небольшой кожаный мешок.

Ганнон принялся бормотать слова благодарности.

— В мешке еда на несколько дней и двадцать пять дидрахм. Доберешься до побережья, потом — до Сиракуз. Там сможешь найти торговое судно, направляющееся в Карфаген.

— Я никуда не пойду без Суниатона, — твердо ответил Ганнон.

Лицо Квинта переменилось.

— Ты с ума сошел? — прошипел он. — Ты даже не знаешь, где его держат.

— Я найду его, — продолжал настаивать на своем карфагенянин.

— А заодно и свою смерть, — тут же ввернул Квинт.

— Ты бросил бы Гая, будь ты на моем месте? — жестко спросил Ганнон.

— Нет конечно.

— Вот и все…

— Вот же упертый карфагенянин… Что с тобой спорить, — скривившись, сказал Квинт. — Просто пойти в Капую одному для тебя — самоубийство. Я не позволю тебе этого. После того, что мне уже пришлось сделать… Сможешь найти хижину пастуха, где мы бились с разбойниками?

Ганнон непонимающе взглянул на Квинта.

— Думаю, да, смогу.

— Отправляйся туда и жди меня. А я подумаю, как мы сможем найти Суниатона, но позже.

Ганнон начал осознавать, какое громадное одолжение делает ему Квинт.

— Ты не обязан этого делать.

— Знаю, — строго глянув на него, ответил Квинт. — Но ты мой друг.

У Ганнона встал ком в горле.

— Благодарю тебя. Если хоть когда-нибудь я смогу отплатить тебе за это, то отплачу. Даю слово.

— Будем молиться, чтобы мне никогда не пришлось просить тебя о таком же, — ответил Квинт и подтолкнул его в сторону гор. — Иди.

С легким сердцем, таким, какого у него не было с тех пор, как он покинул Карфаген, Ганнон скрылся во тьме.

Он без особого труда добрался до хижины, оказавшись там меньше чем через два часа после рассвета. Лез вверх, лишь поражаясь, каким чудом ему во второй раз удалось ускользнуть из лап Агесандра. Безусловно, лишь благодаря Квинту и Аврелии. Снова Ганнону пришлось признать, что римляне способны проявлять исключительную доброту. Вовсе не все они лживые чудовища, как описывал их отец. Но его великодушные мысли продлились недолго. Достаточно было вспомнить о Флакке, о том, что он рассказал, вспомнить, какие невыносимо жесткие обязательства были наложены на Карфаген по окончании предыдущей войны. Как надменно повел себя Рим в ситуации с Сагунтом. Даже добродушный Марциал недолюбливал карфагенян. «Типичные гугги», — вот что он сказал тогда.

Ганнон успокоил себя мыслями о том, что римлянин Квинт в этот самый момент пытается найти способ освободить карфагенянина Суниатона, обреченного на смерть. Но эта уловка помогла лишь ненадолго. Тянулись часы, и юноше все труднее было сопротивляться желанию отправиться в Капую. Однако он обещал Квинту ждать его… Ганнон занял себя тем, что принялся чинить хижину, которую так и не отремонтировали после той схватки. Сначала он собрал все подходящие упавшие стволы деревьев. Потом, найдя внутри старые, но вполне годные инструменты, принялся пилить и рубить бревна до нужной длины. Он не был плотником, но конструкция хижины проста, и все, что ему оставалось делать, — это внимательно оглядеть целые стены и скопировать их. Несложная и очень нужная работа. К закату Ганнон уже смог отойти в сторону и полюбоваться делом своих рук.

Но его продолжала терзать тревога. Он не мог не думать о том, что сегодня Квинт уже не придет. Значит ли это, что его попытка не удалась? Ганнон не знал этого. Некоторое время он обдумывал другие возможности. Возвращаться обратно в усадьбу слишком опасно: Агесандр точно уже проснулся и ищет его. Идти в Капую тоже нет смысла. Ганнон там никого не знал, и если он не сумеет найти Квинта, то и не узнает, что произошло нового, считая с утра. Оставалось лишь сидеть здесь. Немного успокоившись, юноша развел огонь в выложенном из камней очаге хижины и проглотил немного оливок, сыра и хлеба, которые обнаружил в мешке.

Закутавшись в плащ Квинта, Ганнон глядел на желто-оранжевое пламя и размышлял о самых дорогих ему в этом мире людях. Отец. Сафон и Бостар. Суниатон. Ганнон задумался, а потом прибавил еще двоих: Квинта и Аврелию. Кого еще ему хоть когда-то удастся увидеть? Печаль, его постоянный спутник со времени того шторма, накатывала волнами. По всей вероятности, он никогда не воссоединится с родными. Наверняка они сейчас в Иберии, с войском Ганнибала, и имеют все шансы погибнуть на войне. Хотя найти их и было самым большим его желанием, но сделать это в военное время будет почти невозможно. Наверное, лучшее, что он может, — попытаться найти Суниатона, подумал Ганнон. Если ему улыбнется удача и это случится, он сбежит отсюда. И больше никогда не увидит Квинта и Аврелию. Эта мысль принесла только сожаление и печаль. Оставалась лишь надежда воссоединиться со всеми близкими людьми в ином мире. Это скорбное прозрение было последней мыслью перед тем, как юношу принял в свои объятия сон.